Он вышел из комнаты прежде, чем Дэнни успела придумать причину для отказа. Спустя тридцать минут Лондон остался позади. Джереми умолчал только о том, что ехать придется довольно долго. Пруд, о котором он говорил, находился возле постоялого двора в часе езды от столицы. Обычно отец Джереми останавливался здесь по пути из Хейверстона. А Джереми задумал провести ночь вместе с Дэнни на постоялом дворе.
Но Дэнни не следила за временем: прежде ей никогда не случалось сидеть в открытых экипажах и наслаждаться обзором. Джереми, который правил лошадь-ми, поддерживал непринужденную беседу, рассказывал, как искал по всему городу котенка и щенка, хотя на самом деле котенка подарила ему Реджи, у которой окотилась ее любимица, а щенка — Келси. О новорожденных обе дамы упомянули, еще когда возили Джереми выбирать мебель.
В это время года пруд был на удивление живописен: на берегах пестрели цветы, на мелководье плескались утки, за одной торопливо плыли три крохотных утенка. Миссис Эпплтон превзошла себя: корзина оказалась набита аппетитной снедью, здесь же нашлось несколько бутылок вина.
Они жевали, смеялись, поддразнивали друг друга. Несмотря на все старания Джереми, разговор неожиданно принял серьезный оборот, речь зашла о жизненных целях, и Дэнни призналась:
— Много лет назад у меня была одна цель, но добиться ее было невозможно.
— Какая?
Она лежала на одеяле, расстеленном у воды, лениво вертела в одной руке ромашку, в другой держала бокал вина.
— Я хотела, чтобы у малышей появился настоящий дом.
— У тех, с которыми ты жила? — уточнил он, перебирая ее волосы.
— Да. Я жалела, что не знаю грамоты, и думала, что другие дети были бы не прочь учиться. Мне хотелось, чтобы они ходили в школу, чтобы у них всегда была еда и чтобы им было больше незачем воровать.
— Значит, ты хотела устроить для них сиротский приют?
Его пальцы пробежали по щеке Дэнни, коснулись мочки уха и шеи. Дэнни невольно поежилась и уронила ромашку. Ответила она не сразу.
— В то время я была еще очень мала и почти ничего не понимала. Через два года я сообразила, что об этом не стоит и мечтать. — И она пожала плечами.
Джереми помедлил, но все-таки спросил:
— А ты позволила бы мне помочь тебе осуществить эту мечту?
Она нахмурилась:
— Ты хочешь сказать, что дал бы мне денег?
— Вроде того.
— В виде подарка, да? Показал свою щедрость? Нет, это же не твоя мечта, а моя. Но я уже знаю, что жалованья горничной мне не хватит…
Он кашлянул.
— Я мог бы дать тебе прибавку. Она рассмеялась:
— Нет, я ее не возьму, если ты не повысишь жалованье всем остальным слугам. Ты уже сделал мне один подарок. Ладно, я приму его, но чтобы впредь этого не было, слышишь?
Джереми взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал пальцы по очереди.
— С тобой чертовски трудно, детка. Знаешь, меня так и тянет осыпать тебя подарками. — Он втянул один палец Дэнни в рот. — Не знаю почему. Такого со мной еще никогда не случалось. — Он занялся вторым пальцем. — И это досадно… нет, очень досадно — думать о твоем запрете.
Дэнни смотрела на него, ее дыхание участилось.
— Я тебе не верю.
— Еще бы! У тебя же никогда не возникало подобного желания.
— Возникало, — призналась она. — Когда я видела что-нибудь, что мне нравилось, мне сразу приходила мысль, что и Люси понравилась бы эта вещь. Конечно, ведь я ее люблю. Она для меня — мать, сестра и лучшая подруга. Значит, ты хочешь на свой лад объяснить, что я тебе дорога?
— Господи, если ты до сих пор этого не поняла, тогда я все объясню. Но лучше…
Он притянул ее к себе, уложил на согнутую руку и приник к ее губам, впитывая их вкус с такой страстью и жадностью, что никак не мог остановиться. Ему нравилось целовать ее, прикасаться к ней, чувствовать, как она вздрагивает в его объятиях. Он начал было расстегивать ей блузку, но его терпение лопнуло, и он подхватил ее грудь через ткань. Дэнни приложила ладонь к его щеке. Этот жест воспламенил его, а ее стон…
Собрав в кулак все остатки силы воли, Джереми оторвался от ее губ.
— Проклятие! Если бы я не знал, что мы найдем мягкую постель на соседнем постоялом дворе, я овладел бы тобой прямо здесь, на траве. Дорогая, кажется, нам пора уезжать отсюда, и поскорее.
Уже почти стемнело, когда они собрали остатки праздничной трапезы и сели в экипаж. Последний краешек заходящего солнца скрылся за низкими облаками на горизонте и деревьями вдоль дороги. Если бы не эти деревья, в темноте дорога была бы почти не видна.
Карета подскакивала на ухабах, не предназначенная для езды по проселочным дорогам, да еще ночью.
Освещенные окна постоялого двора манили их, как маяк, и когда до него было уже рукой подать, Джереми слегка успокоился. Он не стал объяснять, что могло случиться на дороге, где по ночам разбойничают грабители и где неверного поворота хватит, чтобы угодить в канаву. А сон в открытом экипаже на обочине тоже никак нельзя назвать удачным завершением дня.
Рука об руку они поднялись в свою комнату. Дэнни не спросила, почему они не вернулись в Лондон. И не удивилась, услышав, что Джереми снял для них комнату с одной постелью. Об опасностях, которые подстерегали их по дороге, она догадывалась, а что касается одной постели, то ей не терпелось очутиться в объятиях Джереми, и лучше всего здесь, вдали от города, где их никто не знает.
Увы, надежды были напрасны. Хозяин постоялого двора узнал Джереми в лицо и назвал его по имени. Этого гостя он вспомнил сразу. Да и другие постояльцы, ужинавшие в общем зале, обернулись с дружескими улыбками. А один из них воззрился на Дэнни так, будто увидел ангела — или призрак.